|
|
| Покровская М. В. ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ. 1 часть |
|
ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ
Москва 2009
МОЕЙ ЕДИНСТВЕННОЙ
Маме — Надежде Павловне Покровской
Перебирая фото как-то летом,
Искала и нашла я, наконец,
Тебя в шестнадцать; помнишь, у поэта:
«Чистейшей прелести чистейший образец…»
Овал лица, пленительный и мягкий,
С любовью, видно, создавал Творец,
Прямой пробор, старинных кружев складки —
Девичьей прелести чистейший образец.
Свою печать накладывают годы,
У каждого терновый свой венец,
С достоинством сносила ты невзгоды,
Чистейшей кротости чистейший образец.
Певица, педагог и пианистка,
Судьбой зарыт талант твой, как ларец,
Об этом знает только горстка близких —
Чистейшей скромности чистейший образец.
Чего твои не знали только руки?
И швец, и жнец, и на дуде игрец;
Они не знали праздности и скуки,
Труда бессменного являя образец.
В войну людей своей спасали кровью
(Я говорю о донорстве). Отец
Жил в мире этом лишь твоей любовью,
Чистейшей нежности чистейший образец.
Когда к тебе приходят за советом,
Душой вбираешь боль чужих сердец.
И помнят люди, ласкою согреты,
Житейской мудрости чистейший образец.
Устала ты мои признанья слушать?
Еще два слова, и тогда — конец:
Ты для меня — единственный и лучший
Любви, Надежды, Веры образец.
МОЕЙ ЕДИНСТВЕННОЙ
Маме — Надежде Павловне Покровской
Перебирая фото как-то летом,
Искала и нашла я, наконец,
Тебя в шестнадцать; помнишь, у поэта:
«Чистейшей прелести чистейший образец…»
Овал лица, пленительный и мягкий,
С любовью, видно, создавал Творец,
Прямой пробор, старинных кружев складки —
Девичьей прелести чистейший образец.
Свою печать накладывают годы,
У каждого терновый свой венец,
С достоинством сносила ты невзгоды,
Чистейшей кротости чистейший образец.
Певица, педагог и пианистка,
Судьбой зарыт талант твой, как ларец,
Об этом знает только горстка близких —
Чистейшей скромности чистейший образец.
Чего твои не знали только руки?
И швец, и жнец, и на дуде игрец;
Они не знали праздности и скуки,
Труда бессменного являя образец.
В войну людей своей спасали кровью
(Я говорю о донорстве). Отец
Жил в мире этом лишь твоей любовью,
Чистейшей нежности чистейший образец.
Когда к тебе приходят за советом,
Душой вбираешь боль чужих сердец.
И помнят люди, ласкою согреты,
Житейской мудрости чистейший образец.
Устала ты мои признанья слушать?
Еще два слова, и тогда — конец:
Ты для меня — единственный и лучший
Любви, Надежды, Веры образец.
|
|
| 2 часть |
|
БАЛЛАДА О ЧУДАКАХ
Отцу – Владимиру Николаевичу Покровскому
В наш трудный, неверный, стремительный век
Так много стремится урвать человек:
Деньги, авто, двухэтажную дачу,
Престижные вещи, квартиры, удачу,
Звания, должности, быстрый успех,
Чтоб было не хуже, а так, как у всех.
Коль добыты блага честным трудом,
Не должно судить это строгим судом.
Все понемногу этим грешим мы.
Не будем судить —
и не будем судимы.
Но речь не о нас, а о тех чудаках,
Что нажили лишь серебро на висках.
Пример? Юбиляр наш. Он многим знаком.
Не раз называли его чудаком.
... Три страсти, три радости, три идеала,
Ради которых все забывал он:
(Быть может, в порядке я не права,
Назвав их) — Работа, Жена и Москва.
Полвека в работе — любимой и редкой —
Механика, оптика, шкалы и сетки;
Полсуток — заводу, за полночь — записки...
«Чудак», — удивлялись соседи и близкие.
А эти записки до срока таят
Научных открытий бесценнейший клад.
В них диссертаций, пожалуй, штук пять.
«Чудак», — сослуживцы дивятся опять,
Если он званья себе не добудет —
На пустяках защищаются люди!»
Выйдя на пенсию, из года в год
Ходит трудиться на старый завод.
Дивятся знакомые: «Право, чудак,
Кто нынче работает просто, «за так»?
... Для трудной работы ограда нужна;
Такою оградой бывает жена.
С порога согреет ласковым словом,
Вкусно накормит, полечит больного,
Радость разделит, в сомненье поймет,
В безденежье трудном не упрекнет.
Как заблуждаются часто мужчины,
Считая жену лишь своей половиной:
Как повезет или как посмотреть —
Бывает 0,9, бывает и треть.
Счастье отца, что встретил он мать:
«Ты мое Все», он мог бы сказать.
От многих сокрыто, но мне ли не знать,
Чем в жизни была для него моя мать:
Звездою Надежды и Символом Веры,
Любви и терпения стойким примером...
С запада, юга, с любого конца
Москва, как магнитом, тянула отца
В мрачный, гремящий, узкий, но Теплый,
В «трамвайный вагончик»
с зеркальными стеклами.
... И вот юбилей, что подводит итоги.
Не знаю, как вы, я же знаю немногих,
Кто сохранил в столь почтенные годы,
Все пережив — и войну и невзгоды,
Принципам верность своим не нарушив,
Фигуру спортсмена и юную душу.
Мораль, как всегда, «во последних строках»:
Держится мир на таких чудаках.
12 ноября 1981 года
КРЕСТИАНА
Крестному отцу – Георгию Павловичу Ансимову
В твоем кабинете — собранье крестов,
Разных по стилю, разных веков.
Пусть это другие считают причудой;
Сейчас собирают нэцке, посуду,
Марки, картины, гжель и финифть,
Надо же чем-то друзей удивить!
Мне же, мой названный с детства отец,
Видится в этом глубокий подтекст.
Зная тебя, любя и жалея,
С грустью смотрю на твою галерею.
Вот крест нездоровья, сгибавший от боли;
Вот крест заключения близких в неволю,
А вслед безотцовщины горькая доля;
Крест денег и времени вечной нехватки,
Крест недосыпов у детской кроватки;
Крест постоянных творческих мук,
Сомнения крест — кто недруг, кто друг;
Крест славы (он легким невеждам
лишь кажется,
А многих ломает, кто слабым окажется);
И крест той потери невозвратимой,
Рядом с которой ничто не сравнимо.
Все прибывает твоя Крестиана,
И каждый тот крест — незажившая рана.
Сколько их будет еще на пути?
Дай Бог тебе сил те кресты донести...
|
|
| 3 часть |
|
БЫЛОЕ И ДУМЫ
Прадеду – Вячеславу Стефановичу Соллертинскому
Былое и думы проходят чредой
Сквозь старца слепого с седой бородой.
Мудрый отец в многодетной семье
И настоятель старинного храма,
За веру сидел на тюремной скамье;
Все было в той жизни — и счастье и драмы,
Потеря жены, прихожан доброта;
Но надвое жизнь порвала слепота.
Больными ногами прикованный к креслу
Свой путь вспоминает он — долгий и честный.
Все — позади; трудней — не придумать.
Остались — молитва, былое и думы…
|
|
| 4 часть |
|
ТЕБЕ
Мужу – Анатолию Ивановичу Спиридонову
Прими, дорогой, юбилейный мой спич…
В руках у меня тот первый кирпич,
Кирпич, до кровавых мозолей знакомый,
Который лежал в основании дома,
Дома твоей золотой мечты,
Дома, который построил ты.
А это доска,
Временно взятая из косяка,
Что опирался на этот кирпич,
С которого я начинала свой спич,
Кирпич, до мозолей в руках нам знакомый,
Который лежал в основании дома,
Дома твоей золотой мечты,
Дома, который построил ты.
А это — альбомы и слайды походов,
Где у костра забывались невзгоды,
Где забывалась даже доска,
Временно взятая из косяка,
Где забывался даже кирпич,
С которого я начинала свой спич.
А это — грибы и сушеная рыба.
Третью охоту увидеть могли бы
В наших альбомах и слайдах походов,
Где у костра забывались невзгоды,
Где забывалась даже доска,
Временно взятая из косяка,
Где забывались патенты и ГОСТы,
Поверьте, они создавались не просто.
На этой подушке — значки и медали,
Которыми мужа порой награждали
За книги, статьи, патенты и ГОСТы,
Которые им создавались не просто…
А вот — сыновья и любимейший внук —
Плоды воспитанья — науки наук;
Верю, достойные лучшей медали
Из тех, что отца их порой награждали.
А это — жена,
Которая с кроткой улыбкой должна,
Где подсказав, где в согласии вторя,
С мужем делить и радость и горе,
Труды воспитанья — науки наук.
А вот их плоды:
Сыновья и наш внук
С нами сушили ту самую рыбу,
Ловлю которой видеть могли бы
В наших альбомах и слайдах походов,
Где у костра забывались невзгоды;
С нами делили тяжесть доски,
Которой обшиты все косяки;
С нами сгружали тот самый кирпич,
С которого я начинала свой спич,
Кирпич, до мозолей в руках нам знакомый,
Который лежит в основании дома,
Дома твоей золотой мечты,
Дома, который построил ты!
|
|
| 5 часть |
|
ЮБИЛЕЙНОЕ
Коллеге – Наталье Евгеньевне Суфляевой
В золотой Ваш юбилей
Мы не будем лить елей;
Мы отметим дату эту,
Набросав штрихи к портрету.
Дом, семья — в ней муж, два сына,
В них — и счастье и кручина.
Ночь, компьютер, ожиданье,
Предпроектные страданья,
Поликлиники, больницы —
Жизни трудные страницы...
Дача, лето, сад, цветы
Рукотворной красоты,
Отдых, солнце, теплый круг
С детства преданных подруг.
Институт, профорга бремя,
Но на все находит время:
Театр, экскурсии в музей,
И романсы для друзей,
К.т.н., доцент, поэт...
Не окончен Ваш портрет;
Как Джоконду Леонардо
Вас писать годами надо,
Чтоб понять улыбку Вашу.
Будьте счастливы, Наташа!
|
|
| 6 часть |
|
Моим детям
НОСИК-КУРНОСИК
Носик-курносик, бровки пушистые,
Нежная линия ушка,
Мохнатый затылок, глазки лучистые –
Вот твой портрет, мой Федюшка.
Только, наверное, каждая мать
Похожий портрет бы могла рисовать:
Носик-курносик, теплое ушко...
И все-таки, это лишь ты, мой Федюшка!
ПЕРВЫЙ СНЕГ В ЗАГОРЯНКЕ
Утром, проснувшись, увидели мы
Первые признаки близкой зимы,
Легкий морозный узор по стеклу...
Сразу приник мой сыночек к окну.
Щурятся глазки от солнца спросонок,
Рад, улыбается мой медвежонок.
Глянет ли вправо, глянет ли влево,
Снежная, видно, была Королева.
Листья и траву, как белым ковром
За ночь укрыла первым снежком.
Сыплются листья, листья шуршат,
Мохнатые купы снега лежат.
Дорожки укрыты, засыпаны грядки,
Видит сыночек - не все здесь в порядке.
Минут не теряя, грабли он тащит:
«Надо причесывать грядочки чаще».
Солнышка искры в глазенках блестят,
Ярким румянцем щеки горят.
Рад он работе и солнышка ласке,
Каждому дню, словно маминой сказке.
ДОЖДЛИВАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Дождь шуршит по нашей крыше,
Целый день шумит в окно,
Засыпай скорей, малышек,
Дома сухо и тепло.
Дождь шуршит по нашей крыше,
А во сне увидишь ты,
Будто шум потока слышишь
С альпинистской высоты.
Дождь шуршит по нашей крыше,
Иль услышишь, что волна
Капитану угрожает,
И коварна, и страшна.
Может быть, во сне приснится,
Что в ракете ты готов
В трудный путь к Луне пуститься,
Иль совсем проспишь без снов.
Дождь шуршит по нашей крыше,
За окном совсем темно...
Ты заснул уже, малышек?
Спи же крепче, мой родной...
|
|
| 7 часть |
|
ЗВЕЗДНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Бьется в окна звездная метель
Вместе с тополиною порошей.
Пусть, малыш, летят к тебе в постель
Бабочками сны твои хорошие.
Пусть пока тревоги не видны,
Что ж, на то и сетовать не станем.
Спи, сыночек, золотые сны
Снятся людям только в детстве раннем.
Хорошо о подвигах мечтать,
Мчаться к звездам, плыть по бурным рекам,
Помни, прежде чем героем стать,
Стань сначала смелым человеком.
Будь таким во всем и до конца,
А преграды – пусть они встречаются...
Знай, что горы, звезды и сердца
Только смелым в жизни покоряются.
|
|
| 8 часть |
|
ПИСЬМО СОАВТОРУ
Профессору Сергею Аркадьевичу Фролову
Сергей Аркадьевич, спасибо
За вести добрые о книжке.
Спешу в ответ—
Конверт Ваш прибыл
В момент короткой передышки.
Мы с прибавленьем —
внучек Дмитрий;
Забот по горло — выжми, вытри.
Хоть невелик у нас надел,
На даче много разных дел:
Полоть, полить и засолить,
Детей вареньем наделить.
Коль заняты работой руки,
Не дремлет голова от скуки.
О новой книге мыслей рой
(Проекций дух — ее герой):
О крошке-точке — героине,
О красоте скользящих линий,
О слове Монжевом «эпюр»,
О множестве косых структур,
И об изяществе их ритмов,
О мощи общих алгоритмов,
Инвариантных свойствах стойких
И о причудах чудо-двойки.
Et cetera, et cetera…
Дела зовут — кончать пора.
Спасибо Вам за приглашенье
К Вам за грибами в воскресенье,
Коль не наступят холода,
Коль будем живы мы тогда,
Коль не зальют дороги лужи,
Коль не отменят отпуск мужу…
Да разве предусмотришь, сколь
Судьба готовит этих «коль».
Хотела кратко –
вышло длинно.
К Вам с уважением –
Марина.
P.S.
Да, не забудьте же о главном —
Поклон Наталье Николавне.
30 июля 1982 года
|
|
| 9 часть |
|
КОЛЛЕГАМ
Моим слушателям ФПК
Спасибо вам на добром слове,
Мои коллеги и друзья.
Учиться вновь для вас не внове —
Учились вы, училась я.
Училась выбирать задачу,
Пример из практики удачный,
Пришлось не раз смирять волненье
В четверг при каждом появленье
И трепетать, какой билет
Вам на зачете попадет:
Для вас экзамен — раз в пять лет,
А для меня — два раза в год.
Признаюсь вам в прощальном слове —
Хоть трудновато мне подчас,
Но я до пенсии готова
Учиться с вами и у вас.
1981 г.
МОСКОВСКИЕ МУЗЕИ
Каждый москвич
может вправе гордиться,
Город назвав свой
Музейной столицей.
Самые старые наши музеи
Начало ведут от Петровских затей.
(Деталь интересная:
В старые годы,
неся просвещенье простому народу,
Музеи московские, даже приватные,
По воскресеньям бывали бесплатными).
К чему бы душой не стремились бы вы,
На все Вам ответят музеи Москвы.
Ответят музеи на сотни вопросов:
Живопись, музыка, техника, космос.
Машиною времени станет для Вас
Каждый музею отданный час.
Далеких времен ощутите дыханье,
Увидев останки времен мирозданья,
Наскальные знаки, скелет диплодока,
Могильные камни, загадки Востока.
Можно увидеть всю фауну мира
Всего в получасе езды от квартиры:
Бабочки, рыбы, амфибии, птицы,
За стеклами Зоомузея столицы.
Один из старейших — Политехнический,
Был академией знаний технических.
Служат и ныне этой же цели
Сотни плакатов, приборов, моделей.
Душой отдохнете от нервотрепки
В залах знакомых родной Третьяковки.
Праздник для глаз и для сердца отрада,
Чаще сюда вырываться бы надо.
В московских музеях зимою и летом
Толпятся туристы страны и планеты:
В Загорске, Останкино,
в древних палатах,
Студенты, старушки, врачи, дипломаты…
Всего не увидеть, музеев — сто пять.
А в скольких успели мы побывать?
Мы, москвичи, у которых под боком
Сокровища Запада, Юга, Востока?
Беда нашей жизни — вечно спешить:
Работы, заботы, торопимся жить.
Ну, а музеи? Не грех отложить….
Не грех ли?
Проходят недели и годы,
И мы не увидим желаемых всходов
Высокой культуры у наших детей,
Коль не откроем им двери в музей.
Скромные двери с вывеской скромной
Ждут нас в тени новостроек огромных,
В старых домах,
Чаще в стиле ампир,
За каждой из них — удивительный мир.
|
|
| 10 часть |
|
МУЗЕЙНЫЕ ФЕИ
Любуясь фарфором, известной картиной,
Глядя на бронзы старинной патину,
Не замечаем, что есть у музея
Тихие, милые, скромные феи.
Кружево старое на рукавах,
Кружево прядей седых на висках.
Разные судьбы собрали их вместе:
Одна помогает сыну с невесткой,
Другая душой отдыхает в сем мире
От серых забот коммунальной квартиры.
Вдова математика и балерина
Радость находят в общенье с картиной,
В близости к миру высокого духа.
Поклонимся низко этим старухам,
Что молча несут неусыпную стражу,
А если попросишь,
Охотно расскажут
Легенды, которых не смогут поведать
Даже со званьями искусствоведы.
|
|
| 11 часть |
|
ЛЕГЕНДА ПОКРОВСКОГО МОНАСТЫРЯ
Двадцать девять сломанных жизней,
Двадцать девять надгробных плит
Подклеть Покровской молельни
В сыром полумраке хранит.
Сюда, за глухие стены
Ссылали цариц когда-то,
Бесплодных иль нелюбимых,
Иль в чем-то еще виноватых.
Вчера еще было богатство,
Слуги, наряды и честь,
И тем страшнее казалась
Ими нежданная весть.
В Суздаль. На постриг. Навечно.
В крике изломан рот.
И вот оно — хуже смерти.
И вот он — жизни исход.
Напрасно кричать и биться,
Ведь может теперь огреть
Гордые плечи царицы
Холуя бывшего плеть.
Глухие стены, бойницы
Навеки должны схоронить
Последнюю мысль о жизни,
Последней надежды нить.
Голые стены молельни,
Могильник холодных плит,
Апостольник и покаянье,
Быть может, их дух сломит.
А, может быть, как Евдокия,
Желая царю отомстить,
Отсюда, из заточенья
Сплетут заговора нить.
Быть может…
Сколько загадок
В сыром полумраке хранит
Подклеть Покровской молельни
И камень надгробных плит!
|
|
| 12 часть |
|
ШАПКА ПО КРУГУ...
Жертвовать — искони русская стать,
Легче давать нам, чем принимать.
Шапка по кругу — и сироты сыты,
Приданое девице лыком не шито.
Шапка по кругу в годину лихую
Минину помощь дала — и какую!
Шапка по кругу — и вот Опекушин
Потомкам оставил памятник Пушкину.
В память побед, в назиданье врагам
Шапка по кругу — и выстроен храм.
Эти даренья как капельки в море
Сливались в дни радости, гордости, горя.
Поклонимся низко безвестным дарителям,
Потомки, наследие их оцените ли?
Но были иные. И их имена
С признанием Родина помнить должна.
В политэкономии все мы сильны,
И знаем, что рубль не свалился с Луны,
Что политы потом копейка и грош,
Что в век капитала там правил грабеж.
Все это усвоили твердо.
И все ж…
Скажем спасибо известным дарителям,
Деньги сумевшим в красу претворить:
Графам, ученым, купцам, фабрикантам,
Людям со сметкой, умом и талантом,
Знатного рода, крестьянской породы,
Вернувшим богатство родному народу,
За то, что не пропили, не проиграли,
А часто с любовью всю жизнь собирали
Книги, автографы, свитки, иконы,
Картины, финифть, колокольные звоны;
За то, что суда отправляли вкруг света,
Ссужали художников бедных, поэтов.
Когда-то на стенах Румянцевских залов
Их имена на века выбивали:
Хлудов, Бахрушин, Румянцев, Дашков,
Чаадаев, Одоевский и Третьяков…
…Традиция дара и ныне жива,
Так пусть не забудет дарящих Москва!
|
|
| 13 часть |
|
СЛУЧАЙНЫЙ ВЗГЛЯД
Бывает так — в музейном зале,
Где вы не раз уже бывали,
Случайный взгляд из старой рамы
Пронзит вас болью давней драмы.
Случайный день,
случайный взгляд…
Москва — дом Пушкина — Арбат.
Там, в уголке, в овале плавном,
Портрет Натальи Николавны,
Уже не Пушкиной — Ланской,
В нем утонченность и покой.
Ей — тридцать семь. Прямой пробор,
С покатых плеч прозрачный флер,
Открытый взгляд чуть-чуть косит,
Слезой жемчужина дрожит —
Слезой январских страшных дней,
Слезой заснеженных саней,
Слезой его немых мучений,
Слезой бессонных сожалений.
Случайный взгляд на календарь:
Мой Бог! — какое совпаденье —
День восемнадцатый — февраль —
Зима — Большое Вознесенье!
|
|
| 14 часть |
|
ИСЬМО К НАТАЛЬЕ НИКОЛАЕВНЕ
ПУШКИНОЙ-ЛАНСКОЙ
18 февраля 1981 г.
Я к Вам пишу, Наталья Николавна,
В день Вашей жизни памятный и главный:
Сегодня — полтораста лет назад —
Был совершен венчания обряд.
В сиреневый мороз заснеженной Москвы,
Переступив порог Большого Вознесенья,
Вошли в историю и Вы,
И Вашей жизни смуты и волненья.
Как никого, судила Вас Молва,
Судил и Петербург Вас, и Москва,
Судил и прошлый век, и этот,
За то, что Вы не поняли Поэта,
За то молва сурово упрекнула,
Что, не желая, подвели его под дуло,
За тяжесть мук его последних дней.
Судить легко,
понять — трудней…
Вы были сто тринадцатой любовью
Великого поэта с пылкой кровью,
(Об этом он друзьям писал не раз),
Любил он многих — в жены выбрал Вас.
Одним из первых Вашу красоту
Заметил он и затаил мечту,
Расставшись с жизнью, холостяцки бурной,
Зажить домком — степенным и разумным.
Большое видится на удаленье —
Вы были рядом, ближе всех,
А близко видны с искаженьем
И неудачи, и успех.
Для Вас наш Пушкин — просто муж,
Не знатен и не обеспечен,
Не очень молод он к тому ж,
Высоким чином не отмечен.
Его характер, влюбчивый и страстный,
Порой тревожил Вас и часто не напрасно,
Тревожили долги, о детях треволненья,
А рядом — блеск двора и шепот восхищенья,
Назойливая страсть заезжего повесы,
Внимание царя — кому не будет лестно?
Вас двор манил, и привечала знать.
Как юной женщине от лести устоять?
А много ль нас, разумниц современных,
Способных оценить мужей неоцененных,
Им ветреность, безденежье прощать,
И каждый год, как Вы, детей рожать?
Вы были Женщиной, Наталья Николавна…
Он называл Вас в письмах «женкой славной»
И нежной матерью для четверых детей.
Игрушки хрупкие в руках чужих страстей,
Вы были жертвами одной и той же сети.
Его и Вас сгубил, опутал вместе
Глумленья, зависти, интриг клубок,
Что сплел вкруг Гения неумолимый рок.
И пусть Вас не тревожит суд грядущих дней:
Судить легко,
понять — трудней…
СТУДЕНОЕ ПОЛЕ
Ни юга прелести, ни Балтики уют
Нас не прельщают в отпускную пору.
На целый год закваску нам дают
Родные среднерусские просторы.
Луга в тумане, рыжая сосна,
Студеный ключ, задумчивые воды,
Костер, палатка, звезды, тишина
И круг друзей, испытанных за годы.
В тот год Медведица сомлела от жары.
Скрипели мхи, как ржавые пружины,
Пропали даже злыдни-комары,
Ссыхались гроздья на кустах малины.
В Студеном Поле, стихшем над рекой,
Пожух подсолнух, пожелтели травы,
Леса горели где-то стороной.
Нас гнали с берега, грозя крутой расправой.
Однажды, в ожиданье молока
(Молочница в тот полдень припозднилась),
В тени сельпо, где грелось два замка,
Я на крыльце шершавом примостилась.
По щиколотку в бархатной пыли
Шли с речки дети, вялые от зноя.
Кусок картона рядом постелив,
Бабусенька устроилась со мною.
В халате байковом, в суконных сапожках,
Морщинки сложены в беззубую улыбку,
В руках кошелка, ручка посошка,
Возникла, как ведунья в сказке зыбкой.
«Откуда, матушка? Чай, с мужем и сынком?
Чай, из Москвы, за нашим молоком?
Стоишь ли ты не на Бараньих Рожках?
Подвинься, девонька, ко мне чуток, немножко.
Работаешь учительшей, я-чай?
Да ты погромче мне, голубка, отвечай.
На оба уха я давно уж глуховата:
Все мой мужик, он в этом виноватый!»
«Да как же, бабушка?» Я к ней нагнулась низко.
«Я отдохну, до дома путь неблизкий…
Ну, слушай, матушка. У вас уж жизнь не та.
С четырнадцати лет я сирота.
Жила у бабушки, двоюродной, однако;
Молва о ней судачила по-всяко:
Что мужа, дескать, ночью придушила.
Меня ж она, как дочушку, любила.
Пошла я замуж в мужнее семейство,
А там, не приведи Господь, злодейство:
С моим-то мужем мачеха жила!
На третьем месяце была я — прогнала.
Вернулась к бабушке, да там и родила.
Она и мысль мне здраву подала:
«Ты сладь-ка дом, ты сильна, работяща,
Тогда и муж к тебе вернется от гулящей.
Пошла я к леснику, в его все воле.
Шепнула бабушка: «Вина купи поболе,
Да не чинись: красива, молода…»
Оно и вышло — сладили тогда.
Помог он лесом, плотником, советом.
Пошла с поклоном к мужу тем же летом.
Вернулся, посмотрел на дом, на сына,
Пожил чуток, а там и снова сгинул.
Ушел — и сына прихватил с собой!
Догнала, в ноги кинулась с мольбой:
«Куда дите грудное поволок?
Все забери!»…Мальчонка занемог
И помер — в поле застудился…
…А вскорости другой сынок родился.
Я в те поры работала в лесхозе —
Мужицко дело, все же не в колхозе:
Когда дровишками, когда мукой, деньгами.
Ведь муж в бегах, а мы с сынком все сами.
Подрос и он — кудлатенек, пригож.
Подумай-ко — кака невзрачна вошь,
Годочков пять, совсем парнишка мал,
А все серчишком птичьим понимал,
Все подмечал, каку нужду терплю:
«Вот подрасту, маманя, и куплю
Баретки беленьки, и беленький платок,
И бело платьице в голубенький цветок».
Как одуванчик был! Недолго и пожил:
Его сосед с соседкою сгубил:
Он без меня на травушке играл,
Да камушки в окошко им бросал.
Те бобыли, вишь, шуму не любили,
Его по злобе, видно, опоили.
Доселе думаю о них с грехом —
Уж больно маялся родимый животом.
Схватила на руки, в Булатово пошла,
До полдороженьки сыночка донесла…
Уж как же горько я тогда рыдала,
Свое Студено Поле проклинала!…
Уехать, говоришь? Так мне невмоготу
На город променять такую красоту!
Смотри, какая Божья благодать —
Лесам конца и края не видать!
Увидишь в городе, как солнышко восходит?
Как, отработав день, оно за лес уходит?
Как вольно матушка-Медведица плывет?
Куда ни глянешь, все в душе поет!
Тут муж вернулся. Жить бы нам, да жить,
Да вот кручина — начал сильно пить.
Уж больно грозен был он во хмелю,
Чуть что: «Пристукну, али удавлю!»
Однажды вышло (было это в будни):
Полезла в погреб я, достать к обеду студню.
Из ямы показалась я чуток,
Он сапогом ударил мне в висок,
Потом еще — ни в чем не виноватой!
С тех пор мне уши заложило ватой.
…Я прогнала его — терпению конец.
Да сжалился и надо мной Творец:
Опять я не одна, опять под сердцем
Топочут пятки третьего младенца.
…Прошли года. Письмо я получила:
Муж пишет, что Москва ему постыла,
Хоть дранщиком работать навострился,
С охотою б к хозяйству воротился:
Все ж дом, корова, сад и поросенок.
Кольнуло мне — а я? А мой ребенок?
…Я долго думала, отплакала ответ:
«И не пиши, одно отвечу — нет!
Как сыр без масла без тебя катаюсь,
Хоть трудно без кормильца, так-то маюсь!
Хотя избеночка и тесна, и пуста,
Да я-то, слышь-ко, стала не проста.
Не возвернусь! Ведь я тогда моложе
И попригожей, кажется, была?
(Постойте, силюсь вспомнить я, о Боже,
Ведь то Татьянины бессмертные слова!)
Не возвернусь. Твоя Москва больша,
Ищи другу, коль я не хороша!»
…А вскоре подоспел и сорок первый год…»
Застыл подковкою беззубый скорбный рот.
Она замолкла. Я же, не дыша, смотрела,
Как чеканно хороша
Была та женщина, та русская старуха,
Не хлебом жившая, а гордым русским духом!
Все вынесла на худеньких плечах —
Войну, побои, лесозаготовки.
Все вынесла в натруженных руках,
До старости ухватистых и ловких.
Она примолкла в думах о своем.
Скрипел кузнечик, жалобно и тонко.
Мы были с ней по-прежнему вдвоем,
«А что ж потом?» — спросила я тихонько.
Но бабка не расслышала вопроса.
«Сколь пенсия? Рублев так двадцать восемь.
Живу одна. Со мной приблудна кошка.
Избушка маленька, всего то в два окошка,
Омшанье выпало, зимою задувает,
Вода в стакане к утру застывает.
Все б ничего — заела костоеда,
Все в Кашин к доктору никак я не доеду».
Вдруг подошла собака с рваным ухом,
Облепленным комком жужжащих мух,
Размякшая от зноя и от лени
И мордой ткнулась к бабушке в колени,
Потом шершавым языком лизнула.
Старуха мне лукаво подмигнула:
«Совсем чужой, а ведь разумен как!
Как чует, что жалею я собак!»
Кусок печенья подобрала, кем-то брошенный:
«Покушай, батюшко, сопрел с жары и ты».
В глазах, Студеным Полем завороженных,
Светился василечек доброты…
3 августа 1981 года
|
|
| 15 часть |
|
СТАРЫЕ СЛОВА
Прислушайтесь к звучанью старых слов:
Доброжелательность, радушье, благодать…
Мы в суете и шуме городов
И суть, и смысл их стали забывать.
Простое «здравствуйте» не так уж просто;
Деля привет и пожеланье пополам,
При встрече здравия лет до ста
Желаем мы, желает кто-то нам.
Запомнив с малолетства назубок,
Бросаем мы «спасибо» на бегу,
Зыбыв старинное «Спаси Вас Бог»,
Что обещало отвести беду.
Иль вот еще: пред долгим расставаньем,
Когда не знаешь, что судьба подкинет вдруг,
Мы говорим «прощай», не «до свиданья»,
Прости за все, мой старый, добрый друг:
За вольные, невольные обиды,
За слово резкое, за неуместный смех,
О чем когда-то ты не подал виду;
Прости меня за каждый прошлый грех.
Мы многое забыли; что-то странным
Нам кажется в архаике своей,
А что-то покороче иностранным
Мы заменяем: все скорей, скорей…
Прислушайтесь к напевным сочетаньям
Задумчивых и мудрых старых слов;
Напомнит вам их плавное звучанье
Протяжный звук литых колоколов.
Благо-разумия святая благо-дать,
Не дай родной язык нам потерять!
|
|
|
